В 20—30-х годах XVII в. пуританизм из доктрины сравнительно небольшого круга ученых-богословов превратился в идеологию масс. Из пассивной веры преуспевающих купцов и джентльменов возникло широкое народное движение, доктрина «законного» сопротивления королевской власти превратилась в проповедь революционного сокрушения.
Совершенно очевидно, что объяснение этой метаморфозы пуританизма следует искать не в нем самом, не в его «внутренней истории», а единственно в атмосфере нарастающего в стране революционного кризиса, которая пробудила к политической активности глубочайшие слои народа.
Растущее в массах социальное недовольство не могло не вызвать в их среде органической потребности в словесном выражении как своего отрицания «мира сущего», так и своего понимания «мира должного».
«Набожность» широких слоев, поражающая всех, кто соприкасался с английской действительностью этих лет, религиозное доктринерство, захватившее, казалось, самые неискушенные в вопросах веры народные низы, были не чем иным, как своеобразным, обусловленным эпохой проявлением того глубокого брожения умов, которое во все времена предшествовало великим социальным переворотам.
С другой стороны, воцарившаяся в стране феодально-абсолютистская реакция вызвала, как мы видели, глубокие сдвиги внутри буржуазно-дворянской оппозиции, находившие свое выражение в распространении конгрегационализма и диссентерства.
Если эта оппозиция не только не иссякла в результате массового бегства пуритан из страны, не только не была искоренена обрушившимися на нее преследованиями, а, наоборот, пустила глубокие корни и дала мощные побеги, то тайна этого «чуда» заключалась исключительно и единственно в том, что пуританизм нашел себе прибежище в народе, соединился с ним, стал его идеологией и в качестве таковой в корне видоизменился.
В самом деле, вся та социально-разрушительная и обновляющая сила, которая была заложена в потенции в кальвинизме, превратилась в энергию массового движения лишь тогда, когда он нашел благодатную социальную почву в пробудившемся народе.
Самые жизнедеятельные и активные элементы среди пуритан не желают, вернее, не могут больше мириться с доктриной пассивного сопротивления и требуют насильственной реформации.
Они становятся народными проповедниками.
Англия покрылась густой сетью полулегальных и нелегальных пуританских конгрегаций, игравших роль своеобразных народных революционных клубов. В городах и селениях — повсюду происходили массовые сходки. Об их участниках можно судить по рассказам проповедника тех лет Генри Смита.
Среди своих постоянных слушателей он указывает бакалейщика, слесаря, кузнецов, портных, седельщиков, стекольщиков и других ремесленников. Бедные, простые люди, никогда раньше не отличавшиеся внутренней религиозностью, проявляют жадный интерес к таким, казалось бы, абстрактным вещам, как «предопределение», «оправдание», «обращение» и т.д. Прослушав очередную проповедь, они долго не расходятся по домам, повторяют ее, ведут беседы, нередко споры по поводу услышанного. От другого проповедника — Юлиуса Герринга мы узнаем, что на его проповеди стекались люди из 20 окрестных деревень и местечек. Они приходили рано утром и не расходились до вечера. На проповеди Сэмюэля Клерка аудитория собиралась в радиусе 7 миль — стар и млад, мужчины и женщины, летом и зимой,— они целыми днями повторяли проповеди, пели псалмы.