Мы уже видели, как феодальная сущность английского государства проявлялась в основном классовом противоречий английского феодального общества — между феодалами и крестьянами,— а также в противоречиях, возникавших в этот период между феодалами и городским сословием. В обоих случаях это государство обеспечивало всемерную защиту экономических интересов господствующего класса. Но не менее активно оно поддерживало интересы феодалов и в других отношениях. Это особенно ясно видно на финансовой политике правительства.
Формально в XII—XIII вв. феодалы Англии, как и другие слои населения, несли многочисленные и разнообразные финансовые обязательства перед короной. Непосредственные держатели короля обязаны были при вступлении в наследство платить рельефы и в неопределенные сроки феодальное вспомоществование (auxilium) своему сеньору-королю. Все лица, обязанные военно-рыцарской службой, которая в Англии выполнялась только в пользу короля, обязаны были выплачивать военный щитовой налог (scutagium) в тех случаях, когда король считал нужным собрать его вместо того, чтобы требовать личную военную службу или в качестве частичной замены последней. В таком же порядке полной или частичной замены натуральной гарнизонной службы со всех военных держателей взимались сторожевые деньги (ad wardum). Кроме того, наряду со всеми прочими жителями королевства все феодалы подлежали сначала общегосударственному поземельному налогу (датские деньги, погайдовый сбор), а затем с начала XIII в. — налогам на движимость.
Однако на практике все эти поборы далеко не были столь тяжелы, как это может показаться, и во всяком случае были значительно легче для феодалов, чем для представителей других социальных слоев.
Вопрос о тяжести рельефов, которые падали только на сравнительно немногочисленный слой держателей in capite, мы рассмотрим особо в связи с политикой королей по отношению к баронам, составлявшим подавляющее большинство непосредственных вассалов короля.
Что касается феодальных вспомоществований, то весьма частые и обременительные в конце XII в., они со времени Великой хартии вольностей постепенно утрачивают свое значение и произвольный характер. К концу XIII в. этот побор перестал быть существенным бременем для феодалов. Другое дело — щитовые деньги. Мы уже отмечали, что со времени Генриха II и до конца правления Генриха III это был один из самых обычных феодальных поборов. Характерно при этом, что в противоположность феодальным вспомоществованиям, щитовые деньги, несмотря на запрещение ст. 12 Великой хартии взимать их без согласия общего совета королевства, на протяжении всего XIII в. взимались произвольно. Размеры щитового налога были непостоянны, но в общем имели тенденцию к повышению. Было бы, однако, большой ошибкой считать, что этот довольно тяжелый и регулярный побор падал своей основной тяжестью на класс феодалов. Дело в том, что благодаря целому ряду ухищрений феодалы умудрялись перекладывать значительную часть этого военного, теоретически чисто феодального побора на свободное и крепостное крестьянство.
Более того, нередко при сборе щитового налога феодалы, как крупные, так и мелкие, получали еще дополнительные доходы. Происходило это потому, что при уплате щитовых денег коронные вассалы имели право облагать этим побором своих вассалов — держателей второй, третьей и дальнейших ступеней. А так как в XIII в. количество таких арьервассалов было сплошь и рядом больше, чем количество феодов, записанных в казначействе за данным коронным вассалом, то он собирал с них значительно больше, чем отдавал королю. Так, эрл Норфокский должен был платить щитовые деньги за 60 рыцарских феодов, а на его земле было испомещено 162 рыцаря, следовательно, минимум 102 ф. он мог класть себе в карман после каждого сбора щитового налога. Эрлы Глостерские обычно уплачивали щитовой налог за 200 феодов, а имели на своих землях 450 испомещенных рыцарей, с которых могли собирать этот налог.
То же относится и к другим коронным вассалам английского короля. Но от них не отставали и более мелкие феодалы. В Сотенных свитках 1279 г. имеется большой материал, не оставляющий никаких сомнений на этот счет. Приведем несколько примеров. В вилле Burton в сотне Bannbury в Оксфордшире Уильям Сэл (Sale), держатель 1/2 феода, должен был платить щитовые деньги, когда они собираются в размере 20 ш. Все его 15 свободных держателей, самый крупный из которых держал 1/2 виргаты, помимо ренты, должны, были платить щитовые деньги при сборе этого налога — всего 21 ш. 2 п. Они не только полностью покрывали долю налога своего лорда, но еще приносили ему каждый раз прибыль в 1 ш. 2 п. Рыцарь (dominus) Роберт Денвер в деревне Burton parvum той же сотни должен был за свои 3/4 феода платить 30 ш. щитовых денег, а со своих 9 свободных держателей получал 24 ш., то есть 4/5 своей квоты. Такие случаи в большом количестве встречаются в описях различных графств и сотен.
К уплате щитовых денег феодалы сплошь и. рядом привлекали также вилланов, хотя эти последние, по ассизе о вооружении 1181 г., были официально устранены от несения военной службы. В Сотенных свитках кое-где прямо указано, что за свой надел виллан, кроме прочих рент, должен уплачивать щитовые деньги в определенном размере. Например, в той же сотне Bannbury в деревне Shutterford «Матильда Гетескумб имеет в вилланстве 14 виргат. Каждая из них платит 2 ш. в год и выполняет барщины и другие повинности стоимостью в 5 ш., и (вилланы) ежегодно облагаются тальей, и каждая виргата дает 2 ш. щитовых денег, когда со щита взимается 40 ш.». В одной только сотне Bannbury в 8 манорах вилланы обязаны были уплачивать щитовые деньги, когда их лорд должен был их платить. В других случаях опись указывает, что вилланы не дают щитовых денег (non dat scutagium или non dare consuevit). Эта оговорка также говорит о том, что сбор щитовых денег с крестьян был обычным явлением.
Приведенные выше факты очень знаменательны. Во-первых, они показывают несложную механику перекладывания доли государственных налогов, ложившихся на класс феодалов, на эксплуатируемое крестьянство. Если так обстояло со специфическим военным налогом, то тем легче было проделать эту операцию с другими правительственными поборами. Во-вторых, особенно важно отметить, что щитовой налог, являющийся заменой военной повинности, олицетворял как бы главнейшую обязанность класса феодалов в феодальном обществе, которая с точки зрения средневековых политических мыслителей, а впоследствии и буржуазных историков XIX в. оправдывала паразитическое существование этого класса, призванного якобы защищать «трудящихся» и «молящихся». На деле, однако, откупаясь от этой натуральной военной повинности деньгами, феодалы уплату этой денежной замены в значительной части возлагали на своих крестьян-держателей, еще более повышая их ренту и нередко извлекая из этой операции еще дополнительные средства.
Таким образом, тяжесть щитовых денег для класса феодалов в значительной мере была иллюзорной. Столь же иллюзорным было равенство феодалов с другими социальными слоями в отношении налогов на движимость, которые заняли господствующее положение в налогообложении во второй половине XIII в. Непропорциональность обложения движимости, имевшая в виду выгоды класса феодалов, совершенно очевидна. Как будет показано ниже, фактические условия обложения феодалов с самого возникновения налогов на движимость были значительно более выгодны, чем для крестьянства. Все наиболее ценные предметы накопления феодалов (деньги, драгоценности, столовое серебро, вооружение, посуда, одежда, верховые и упряжные лошади, предметы домашнего обихода, сено и зерно, закупленное для снабжения замков и ряд пищевых продуктов) исключались из оценки их имущества, тогда как льготы по обложению для крестьянства и горожан все время сокращались по мере распространения налогов на движимость. С другой стороны, феодалы пропорционально облагались значительно легче, чем жители городов, и в смысле процента обложения, который всегда был для них ниже, и в смысле объектов обложения.