Как было замечено, некоторые историки «критического» направления основную функцию парламента в XIII в. видели в том, что съезжавшиеся на парламент представители городов и графств передавали королю петиции от пославших их общин, а затем консультировали королевский совет при рассмотрении этих петиций.
Однако ближайшее рассмотрение вопроса о петициях показывает несостоятельность такого взгляда. Прежде всего, вопрос об участии парламента в подаче и рассмотрении петиций имеет две стороны, каждая из которых требует самостоятельного рассмотрения. С сессиями парламента связаны были два различных вида петиций. С одной стороны, во время парламентских сессий на имя короля и его совета обычно подавалось большое количество частных петиций, индивидуальных и коллективных, которые имели целью разрешение частных, обычно местных, вопросов, помощь в судебном деле, устранение отдельных злоупотреблений, дарование какой-нибудь новой привилегии общине или частному лицу. Обычай подачи таких частных петиций существовал задолго до возникновения парламента, хотя появление этого нового учреждения может быть несколько активизировало старый обычай.
Наряду с такими петициями с конца XIII в. в практику входит новый вид петиций, непосредственно связанных с парламентом, — петиций, подававшихся королю от имени всего парламента или отдельных групп его членов. Эти петиции, являвшиеся выражением какой-либо коллективной акции членов парламента, обычно касались важных вопросов общей государственной политики, и ответом на них должны были быть какие-то общегосударственные мероприятия. Петиции второго рода мы будем в дальнейшем называть «парламентскими» петициями.
Количество частных петиций, сохранившихся в парламентских документах, очень велико. В одних Парламентских свитках за период правления Эдуарда I их содержится более 1000. Для подавляющего большинства свободного населения Англии (за исключением представителей феодальной аристократии) эти петиции были единственным средством довести свои жалобы до слуха короля или высших должностных лиц королевства, единственным, хотя и весьма ненадежным средством добиться облегчения тех или иных тягот. И хотя во многих случаях эти петиции оставались без ответа или на них давался отрицательный ответ, в них реализовалась наивная вера масс в «справедливость» короля, в котором им хотелось видеть «защитника» от произвола и вымогательств магнатов и королевских шерифов, бейлифов, коронеров, сборщиков налогов и разъездных судей. Петиции эти отличались большим разнообразием по содержанию и исходили от представителей всех слоев населения. В числе подателей таких частных петиций мы встречаем виднейших прелатов графов и баронов Англии, общины графств и городов, ремесленные гильдии и купеческие компании, мелких свободных держателей и представителей городской бедноты, а в редких случаях даже вилланов.
Возникает вопрос о том, какое же отношение имели к парламенту петиции такого рода. Несомненно, что подача частных петиций часто совпадала с сессиями парламента. Это видно прежде всего из того, что тексты этих петиций или их краткое изложение с указанием сессии парламента, на которой они были поданы, сохранились в архивах парламента и вошли затем в так называемые Парламентские свитки. В этом издании содержатся петиции, поданные на парламенты 23 сентября 1302 г. (21 петиция), 28 февраля— 5 апреля 1305 г. (846 петиций), Карлейльский парламент 1307 г. (96 петиций). Кроме того, в Парламентских свитках содержатся петиции, поданные на советы магнатов 1278 г. (64 петиции) и 1290 г. (21 петиция).
О том, что подача петиций часто совпадала с сессиями парламента, свидетельствуют два правительственных постановления, устанавливающие порядок и сроки подачи петиций. Первое из них, относящееся к осени 1278 г., гласит: «Так как люди, приезжающие на парламент господина короля, часто испытывают затруднения и неприятности от тех тягот, которые ложатся на них и на королевский двор, благодаря множеству петиций, представляемых королю, из которых многие могут быть рассмотрены канцлером и судьями, то постановлено, что все петиции, касающиеся последних, должны поступать сначала к канцлеру, а те, что касаются казначейства, — в казначейство, а те, что касаются судебных дел — к судьям...». Далее указывается, что только те петиции, которые не могут быть рассмотрены без короля, должны быть затем переданы на его личное рассмотрение. Все прочие должны решаться вышеуказанными должностными лицами так, «чтобы господин король и его совет могли, не будучи перегружены другими делами, выслушивать и решать важнейшие дела своего королевства и своих других земель».
Другое постановление от 5 февраля 1305 г., изданное накануне весеннего парламента этого года, гласит, что «все петиции от тех, кто пожелает подать их на парламент», должны подаваться специально назначенным для этого людям в период с 5 февраля по 7 марта. Таким образом, постановления 1278 и 1305 гг. подтверждают факт совпадения массового поступления петиций с сессиями собраний, называемых в источниках «парламентами». Однако вместе с тем постановление 1305 г. решительно опровергает точку зрения Риса и Паске о том, что депутаты парламента являлись главными подателями петиций.
Начало сессии парламента 1305 г. было назначено на 28 февраля, а первый срок подачи петиций установлен был королевским предписанием на 5 февраля, то есть за три недели до начала парламента. Между тем обычно депутаты съезжались к самому началу парламента, и, следовательно, основную массу петиций ждали совсем не от них. С другой стороны, постановление 1278 г. прямо говорит о том, что разбором петиций обычно занимались или король, или его совет, или высшие должностные лица королевства: канцлер, казначей, судьи королевских судов. О роли парламента в этом деле постановление не говорит ни слова.
Наконец, хотя оба эти постановления говорят о сессиях «парламента», первое из них, очевидно, имеет в виду не парламент с представительством от общин, но совет магнатов, ибо в 1278 г. ни один парламент, в принятом нами значении этого слова, не собирался. Петиции были поданы также и в совет магнатов осенью 1280 г., когда полного представительного собрания не было и в помине. Из этого можно заключить, что массовая подача петиций приурочивалась не только к сессиям парламента, но также и к сессиям совета магнатов, а иногда и к особо торжественным заседаниям королевского совета, которые (и совет магнатов и королевский совет) на канцелярском языке XIII в. также иногда назывались «парламентами». Даже в тех случаях, когда петиции подавались во время сессий парламента с представительством от общин, едва ли представители общин могли участвовать в разборе этих петиций. Так, например, разбор петиций, поданных в парламент 1305 г., продолжался весь март и апрель, тогда как представители городов и графств были распущены уже 21 марта и, следовательно, не могли участвовать в рассмотрении многих петиций. Еще очевиднее это на примере Карлейльского парламента 1307 г., во время заседания которого было подано 96 петиций. Между тем представители общин находились на этом парламенте всего один день и, конечно, не могли за столь короткий срок разобрать все эти петиции.
По-видимому, парламент в целом и в частности представители от городов и графств имели очень слабое отношение к подаче и разбору этих частных петиций. Уже самое беглое знакомство с текстами этих петиций показывает, что они подавались совсем не в парламент, а на имя короля или «господина короля и его совета», то есть не имели никакого прямого отношения к заседаниям парламента. Еще более убеждает в этом содержание резолюций, наложенных на эти петиции в результате их рассмотрения. Все они ссылаются на решение короля, иногда на решение королевского совета, но никогда на решение парламента или даже совета магнатов. В некоторых случаях петиции передавались для принятия окончательного решения в то или иное ведомство центрального государственного аппарата: на усмотрение канцлера, в Палату шахматной доски, в различные судебные органы.
Конечно, не исключена возможность, что в отдельных случаях отдельные члены парламента в качестве заинтересованных лиц и свидетелей, или в качестве представителей того графства «ли города, от которых поступила петиция, вызывались в королевский совет, к канцлеру или в казначейство для дачи консультаций и разъяснений по затронутым в петициях вопросам. Однако это вовсе не значит, что представители общин приглашались в парламент специально для того, чтобы подавать петиции или давать консультации при их обсуждении. Тем более это не значит, что рассмотрение решений по частным петициям являлось одной из основных функций парламента. Частные петиции имели к парламенту только то отношение, что они обычно подавались во время сессий или перед ними. Это обстоятельство в некоторой степени способствовало воспитанию общественного мнения в духе уважения к парламенту, что в свою очередь повышало его политическое влияние. Однако оно не мешало королю по-прежнему самолично выносить решения по частным петициям, без какого-либо участия парламента как учреждения.
Иначе обстояло дело с «парламентскими» петициями, практика подачи которых родилась вместе с появлением парламента и развивалась и укреплялась по мере того, как он становился регулярно действующим учреждением. Поэтому характер и общая социальная и политическая направленность этих петиций представляет живейший интерес для ранней истории парламента.
Обычай подавать на имя короля петиции, содержащие требования существенных изменений в законах или административной практике и устранения различных финансовых и других злоупотреблений в интересах более или менее широких слоев свободного населения, существовал в Англии задолго до возникновения парламента. Достаточно вспомнить, например, упоминавшиеся уже нами «баронские статьи» 1215 г., из которых затем вышла Великая хартия, петицию баронов в Оксфордский парламент 1258 г., петицию «бакалавров» 1259 г., которая легла в основу Вестминстерских провизий. Петицией такого же рода была петиция, поданная баронами Эдуарду I в 1297 г. при его отплытии во Фландрию. Все эти петиции, включая и последнюю, подавались королю вне парламента и помимо него, даже и в 1297 г., когда имелась теоретическая возможность созвать парламент. Более того, все они в той или иной степени были поддержаны силой оружия и выдвигались как своего рода ультиматум, за которым, в случае непринятия его, должны были последовать военные действия. Поэтому, их скорее надо рассматривать как экстраординарные меры, применявшиеся в моменты острых политических кризисов, создававших основу для временных соглашений и коллективных выступлений против короля различных социальных слоев свободного населения Англии. В обычное же время такие коллективные петиции были почти невозможны как в силу внутренних противоречий среди различных слоев населения, так и в силу того, что даже представителям одной социальной группы было очень трудно договориться о совместных действиях при обычных обстоятельствах.
Только с появлением парламента такого рода коллективные петиции стали возможными и осуществимыми в качестве обычного метода воздействия на политику королевской власти. Только здесь создалась конкретная практическая возможность для лидеров различных социальных слоев, представленных в парламенте, договариваться между собой и выражать свои частные и общие требования в форме «парламентских» петиций. Однако эта возможность организации коллективных «парламентских» петиций была достигнута далеко не легко. Так же .как участие парламента в утверждении налогов уже в конце XIII в. было прямым следствием политических столкновений внутри господствующего класса, имевших место в 1215, 1258—1265 гг. и 1296—1297 гг., так и практика подачи «парламентских» петиций утверждалась постепенно в процессе политических столкновений конца XIII в., которые разыгрывались во время сессий парламента или советов магнатов.
Политические столкновения конца XIII в. неизменно проявлялись в форме конфликтов между парламентом или выступавшими от его имени прелатами и баронами и королем. Парламент в этих столкновениях стремился утвердить свое право подавать королю петиции и заставить его прислушиваться к ним. Король упорно не желал принимать всерьез эти петиции и только под давлением необходимости вынужден был иногда временно удовлетворять их для того, чтобы затем вновь отказаться от данных обещаний.
Прообразом этих ранних «парламентских» петиций была петиция, предъявленная баронами на парламенте в октябре. 1297 г., в ответ на которую было принято Подтверждение хартии 1297 г. Мы не знаем точного содержания этой петиции, так же как и того, была ли она представлена в письменной или в устной форме. Но нам определенно известно, что вожди оппозиции — эрлы Биго и Боген предъявили на этом парламенте какие-то требования принцу-регенту и что эти требования были подкреплены силой оружия, так как бароны явились в Лондон на заседания парламента в сопровождении, больших военных сил.