Мы видели, что фискальная и, в частности, налоговая политика короны до возникновения парламента строилась таким образом, что основная тяжесть государственных поборов ложилась на крестьянство и города.
Парламент наложил, как было показано, известные ограничения на политику королей в этом вопросе. Для того чтобы выяснить истинный характер этих ограничений, нужно установить, какое участие в разрешении налогов принимали различные группы депутатов парламента, представлявшие в нем прелатов и баронов, рыцарей графств и горожан, а также, какие изменения внесло существование парламента в регулярность, размеры и организацию налогообложения для различных социальных слоев населения Англии.
Начнем с первого вопроса.
Участие крупных феодалов — прелатов и баронов, заседавших в парламенте, в разрешении налогов на движимость совершенно бесспорно. Даже до возникновения парламента, еще при Генрихе III, почти все налоги на движимость собирались лишь после формального разрешения Великого совета (magnum consilium), который при этом давал согласие на новый налог не только за себя, но и за всех прочих жителей королевства, хотя ни вилланы, ни даже рыцари и представители городов не участвовали в этих обсуждениях. Понятно, что и при Эдуарде I прелаты и бароны активно осуществляли этот контроль, в некоторых случаях выступая так же, как совет магнатов, независимый от парламента (так было, например, в 1288, а также 1294 и в 1302 гг. при разрешении aid pour fille rmrier).
В буржуазной историографии даже существует мнение, что «правом» разрешения налогов вплоть до начала XIV в. пользовались только прелаты и бароны как непосредственные держатели короны, тогда как рыцарство и свободные держатели, не говоря уже о горожанах, были лишены этого «права».
Ближайшее рассмотрение фактов показывает, однако, ошибочность этого взгляда в отношении рыцарей графств, которые уже в конце XIII в. играли довольно существенную роль в деле разрешения налогов. После гражданской войны 1258—1267 гг. и правления Симона де Монфора, когда, как мы видели, впервые проявилась самостоятельная политическая активность мелких феодалов-рыцарей, стало очевидно, что невозможно обеспечить регулярный и беспрепятственный сбор налогов, если они не будут санкционированы не только баронами и прелатами, но и рыцарями графств. Поэтому, Эдуард I обычно старался заручиться согласием рыцарей графств на каждый новый налог на движимость. Во всех 9 случаях, когда парламент давал согласие на такие налоги, рыцари графств участвовали в решении этого вопроса. На это указывают и тексты приказов о сборе разрешенных налогов, которые направлялись обычно в графства после роспуска парламента. Так, в приказе от 1283 г. после парламента в Нортгемптоне мы читаем: «Ввиду того, что недавно вы, через четырех рыцарей, присланных от имени общины указанного графства в Нортгемптон, любезно разрешили нам собрать вспомоществование по случаю нашей теперешней войны с Уэльсом...» и т. д. Ссылки на согласие рыцарей графств имеются в подобных приказах от 14 октября 1297 г., 4 декабря 1294 г., 16 декабря 1296 г., 30 июня 1297 г. и 22 июня 1306 г.
Тщательное перечисление в вышеприведенных приказах всех тех общественных групп, представители которых дали разрешение на сбор налога, показывает, что согласие каждой из них, и в том числе рыцарства, рассматривалось королем и его должностными лицами как важная гарантия благополучного сбора субсидии, а следовательно, как необходимая законная санкция.
Еще более убеждают в этом те события, которые разыгрались в Лондоне летом кризисного 1297 г. Мы уже останавливались на этих событиях в главе о политической борьбе XIII в. Напомним, что когда в июне 1297 г. парламент, на котором присутствовали бароны и рыцари, отказался санкционировать сбор и бароны демонстративно покинули Вестминстер, Эдуард I не решился собрать налог без разрешения, хотя деньги нужны были ему до зарезу. Для того чтобы придать видимость законности этому побору, он наспех собрал в своих покоях в Вестминстере весьма неопределенное по составу сборище, которое хронист Матвей Вестминстерский называет «народом» или «толпой» (plebs) и которое ничего общего не имело с регулярным парламентом. Это собрание и разрешило королю собрать 1/8.
Такая апелляция к случайному сборищу со стороны короля, который никогда не останавливался ни перед какими насилиями и вымогательствами по отношению ко всем слоям населения для осуществления своих агрессивных планов, свидетельствует о том, что для успешного и беспрепятственного сбора налога Эдуард I считал необходимым официальную санкцию хоть какого-нибудь собрания. В то же время он, очевидно, считал возможным обойтись в этом случае без согласия баронов и ограничиться разрешением фиктивного представительного собрания.
И в других случаях — осень 1297 г., в 1300 и 1301 гг.— рыцари графств играли наряду с баронами активную роль в разрешении субсидий. Наконец, активная роль рыцарей графств в разрешении налогов косвенно подтверждается и данными «Modus tenendi parliamentum». В разделе этого трактата «О вспомоществовании королю» автор пишет: «И пусть будет известно, что если должно быть разрешено такого рода вспомоществование, то следует, чтобы все пэры парламента дали на это свое согласие, и два рыцаря, которые явились в парламент от графств, имеют больший голос в парламенте в деле согласия или возражения на субсидию, чем самый могущественный граф Англии».
Правда, как мы уже упоминали, трактат этот был написан в 20-х гг. XIV в. и отражает более поздние порядки и взгляды на парламент. Но если уже через 20—25 лет после смерти Эдуарда I автор трактата, как о само собой понятном деле, упоминает о ведущей роли представителей графств в разрешении субсидий, то мы вправе считать, что в интересующую нас эпоху они по крайней мере были равноправны в этом вопросе с прелатами и баронами.
Однако участие рыцарей графств в разрешении налогов далеко еще не означало, что над королем в финансовых вопросах осуществлялся контроль со стороны «народа» или «нации», как утверждали историки буржуазно-либерального направления и утверждают их современные последователи.
Прежде всего от участия в разрешении налогов были, конечно, совершенно устранены те широкие слои населения, которые не были представлены в английском парламенте,— массы крепостного крестьянства, подавляющее большинство свободного крестьянства и низшие слои городского населения. А между тем именно эта часть английского общества составляла подлинный народ, массу производителей, трудом которых жили эксплуататоры деревни и города и стоявшее на страже их интересов феодальное государство. Они, и прежде всего многочисленное английское крестьянство, составляли основные кадры налогоплательщиков, на которые падала главная тяжесть государственных налогов. Парламент, состоявший в основном из классовых врагов крестьянства, совместно с главой феодального эксплуататорского государства — королем — решал, таким образом, один из важнейших вопросов крестьянского существования, совершенно не считаясь с его интересами.
Но согласие парламента, и в частности рыцарей графств, на налогообложение никак не означало и «согласие» горожан, представленных в нем. Городские представители были далеко не равноправны с баронами и рыцарями в деле разрешения налогов. Хотя городское сословие и особенно его средние и низшие слои на протяжении всего XIII в. выступали как активные и преданные союзники рыцарства в его борьбе против финансовых вымогательств и административных злоупотреблений короны и магнатов, они получили гораздо меньше, чем рыцарство, в результате одержанной совместными усилиями победы. Мы уже отмечали, что вплоть до 1297 г. они приглашались в парламент менее регулярно, чем представители графств, и долгое время как бы не считались обязательной составной частью представительных парламентов. Точно так же и в деле налогообложения Эдуард I часто старался по возможности обойти их согласие или заменить общее согласие городских представителей в парламенте согласием отдельных городов.
Это неравноправное подчиненное положение городских представителей в парламенте и, в частности, в решении важнейшего для них вопроса о налогах отражало подчиненное неравноправное положение городского сословия в феодальной Англии по сравнению с различными группами господствующего феодального класса. Как мы уже имели случай убедиться, городское сословие рассматривалось и королем, и магнатами, а отчасти и рыцарством прежде всего как объект финансовых вымогательств. Интересы городов защищались феодальным государством лишь постольку, поскольку ему было выгодно обеспечить их дальнейшее экономическое процветание и оградить их от чрезмерного произвола королевских и сеньориальных чиновников. Поэтому в минуты, острой финансовой нужды Эдуард I не всегда считал нужным испрашивать у них разрешение на поборы, а бароны и рыцари никогда не были особенно склонны поддерживать горожан в этом вопросе против короля, так как чем больше давали города, тем меньше должны были платить они сами.
Неравноправное положение городского сословия в деле разрешения налогов проявлялось уже в том, что наиболее ненавистный и тяжелый для городов налог — талья — оставался, как мы показали, в сфере произвольного налогообложения. Уже это одно позволяло королю чувствовать себя более независимым по отношению к городам и в случае необходимости обходиться без городского представительства в парламенте.
Подчиненное положение городов в парламенте сказывалось и в том, что даже налоги на движимое имущество далеко не всегда получали санкцию городских представителей в парламенте. Такая санкция была получена только в 1283, 1295, 1296, 1301 и 1306 гг., когда городские представители, приглашенные в парламент и решавшие вопрос о субсидии одновременно с другими его участниками, дали свое официальное согласие на нее. В остальных случаях — на осеннем парламенте 1275, 1290, 1294 и 1297 гг.—налоги на движимость были разрешены парламентом без участия городских представителей.