4) Наконец, мы пользовались так называемыми «Записными книжками» Брактона. Как известно, этот любопытный источник представляет собой собрание протоколов, скопированных, по выбору и указанию Брактона, из официальных протоколов различных королевских судов первой половины XIII в. «Записные книжки» служили Брактону подготовительным материалом при написании его знаменитого трактата, и естественно, что выбранные им для этой цели протоколы отличаются большой подробностью, тщательно фиксируют все обстоятельства дела, доводы сторон и решение суда. Однако, с другой стороны, материал, собранный Брактоном, так же как материал «Годичных книг», носит выборочный характер, так как содержит лишь примеры различных судебных казусов, интересовавших Брактона, как юриста. По этим записям трудно судить, какого рода иски, в частности между феодалами и крестьянами, были наиболее обычными, какие из зафиксированных здесь тяжб были исключением, случайностью.
Королевские личные письма и распоряжения по общим и, в частности, финансовым вопросам, дополняют материал судебных протоколов и законодательства и отчетливо выявляют основные линии политики правительства по отношению к крестьянству. К сожалению, однако, здесь, как и в законодательстве, сравнительно мало материала, касающегося специально вилланов.
Материалы административного расследования 1274— 1275 гг., известные под названием Сотенных свитков 1274 г.г достаточно хорошо изучены и не нуждаются в специальной источниковедческой характеристике. В данной главе мы использовали в основном материалы этого расследования, касающиеся произвола и коррупции королевского чиновного аппарата на местах.
Знаменитый юридический трактат Брактона по своему характеру значительно отличается от всех остальных перечисленных нами выше источников. Его никак нельзя отнести к официальной документации, тем более в нем нельзя видеть юридическую систему, официально санкционированную королевской властью и ее аппаратом. Да и по своему содержанию теория вилланства Брактона далеко не охватывает всех вопросов вилланской политики феодального государства XIII в., так как в основном трактует лишь взаимоотношения между вилланами и их лордами. Все это может поставить под сомнение правомерность использования трактата Брактона для нашей, цели. Решение этого вопроса всецело зависит от общей оценки юридической теории вилланства и ее взаимоотношений с реальной действительностью Англии XIII в.
Большинство буржуазных исследователей склонялось к мнению, что эта теория представляла собой развитие определенных юридических принципов, большей частью заимствованных из римского права и мало связанных с реальными отношениями действительности XIII в., а потому часто противоречивших ей. По мнению Д. М. Петрушевского, теория вилланства даже представляла ход социального развития страны в «совершенно извращенном виде».
При такой постановке вопроса теория вилланства Брактона, конечно, не может рассматриваться как источник по истории вилланства и его взаимоотношений с феодальным государством. Однако мы придерживаемся в этом вопросе другой точки зрения, наиболее отчетливо выраженной советским историком Е. А. Косминским. Его точка зрения сводится к тому, что юридическая доктрина вилланства вообще и у Брактона в частности хотя и не всегда точно отражала действительное положение вилланов в английском феодальном обществе, но являлась выражением вполне реального стремления феодалов XIII в. усилить нажим на крепостное крестьянство. Именно это стремление, а не только слепая приверженность к римской традиции, побуждало юристов XIII в. искать образцов в римском праве. Провозглашение виллана рабом, а его имущества собственностью его лорда должно было облегчить феодалам максимальную эксплуатацию крепостных крестьян в новых экономических условиях. По словам Е. А. Косминского, «прямолинейное приложение к феодальной действительности римских понятий собственности и рабства было в действительности борьбой господствующего класса за повышение феодальной эксплуатации, за повышение феодальной ренты». Поэтому при всей своей внешней отвлеченности теория вилланства XIII в. не оставалась только теорией. Она опиралась на авторитет королевских судов, на всю мощь феодального государства.
В нашу задачу не входит всесторонний анализ юридической теории вилланства. Эта тема еще ждет своего исследователя-марксиста, который рассмотрит этот вопрос во всех деталях. Однако изучение разнообразных источников XIII в. убеждает нас в правоте Е. А. Косминского. Все эти источники показывают, что юридическая теория вилланства развивалась одновременно и в тесном взаимодействии с общим правом и королевским судебным аппаратом. Она основывалась на практике королевских судов, впитывала в себя нормы общего права и, наоборот, воздействовала на деятельность судей, на представления общего права и законодательства по этому вопросу. Более того, она росла и развивалась вместе с ростом централизации, так же как и общее право. Ибо только в централизованном государстве с его системой судов и общегосударственным правом было возможно развитие такой всеобъемлющей, всесторонне разработанной теории вилланства. Поэтому в известном смысле эта теория может рассматриваться как своего рода параллель общего права и практики королевских судов, как выражение, хотя и недостаточно точное и полное, отношения феодального государства к вилланской проблеме.
Конечно, было бы предпочтительнее для нашей цели использовать более прямые данные законодательства и «общего права». Однако, как уже было отмечено, в законодательстве XIII в. почти отсутствуют упоминания о вилланах. Трактовка же вилланской проблемы в прецедентном «общем праве» может быть вскрыта только на материале судебных протоколов, который, как мы видели, носит сугубо фрагментарный, отрывочный характер. Более или менее систематическое изложение основных принципов «общего права» в вилланском вопросе мы можем обнаружить только в трактате Брактона. Вот почему нам пришлось привлечь к нашему исследованию и этот источник, который мы используем, учитывая отмеченные выше его недостатки и постоянно проверяя его данные с помощью материалов других источников.