Почти одновременно Сару Сиддонс писал великий художник той эпохи, соперник Рейнольдса Томас Гейнсборо (1727—1788). Этот портрет тоже не лишен парадности: бело-голубое полосатое платье и большая черная шляпа на фоне тяжелого красного занавеса создают атмосферу торжественности. Но художник не пользуется ни аллегориями, ни символами. Перед нами просто женщина, позирующая художнику, и мы, конечно, не можем угадать в ней именно актрису. Но это женщина, живущая напряженной интеллектуальной жизнью, глубоко мыслящая и тонко чувствующая.
Если по глубине и проникновенности психологической характеристики портрет Сары Сиддонс весьма типичен для Гейнсборо, то по манере исполнения — резкости черт лица, контрастности цвета — эта работа представляет собой скорее исключение в его творчестве. Классицизму, преобладающему в официальной эстетике королевской Академии художеств, членом-учредителем которой был Гейнсборо, этот художник противопоставлял непосредственное восприятие натуры, всегда эмоционально окрашенное и очень близкое к идеям и образам сентиментализма.
Гейнсборо вынужден был писать немало парадных «ван-дейковских» портретов, причем, желая подчеркнуть преемственность, он одевал свои модели в костюмы XVII в. Но даже в этом случае Гейнсборо удавалось сочетать парадность с интимностью, человечностью образов.
Знаменитый «Голубой мальчик» — при всей декоративности костюма, обобщенности фона замечателен именно этой непринужденностью, естественностью позы, бесхитростной ясностью юного лица, очень живого и переменчивого. Столь же сложен и хранящийся в Эрмитаже портрет герцогини де Бофорт. Конечно, он декоративен, но в то же время мечтательное, одухотворенное лицо женщины, с устремленным вдаль, мимо зрителя, взглядом, полуоткрытыми губами, непринужденным жестом руки — все это бесконечно далеко от классицистских канонов, как далеки от них и воздушность, почти бестелесность образа.
Гейнсборо умел не только внести даже в традиционный парадный портрет глубокую психологическую характеристику, но и передать настроение человека; вот почему его работы не оставляют зрителя равнодушным и сохраняют до наших дней свое чисто эстетическое, а не только историческое значение. Гейнсборо писал мелкими мазками, нередко свободно вкрапливая один цвет в другой, и картины его поэтому очень близки к быстро меняющейся натуре, жизненны, переменчивы. Это новаторство в области живописной техники, во многом приближающееся к будущим достижениям импрессионистов, порождалось не просто жаждой новизны, а именно идейно-эстетическими задачами, которые ставил перед собой художник. Легкость, музыкальность его полотен (недаром второй страстью Гейнсборо была музыка) великолепно выражали специфическими средствами живописи сентименталистское неверие в «царство разума».
Наконец новаторство Гейнсборо с наибольшей очевидностью проявилось в его пейзажах, которые положили начало английской Школе пейзажистов первой половины XIX в. Художник, достигший наибольших высот в этом жанре,— Джон Констебль писал впоследствии, что пейзажи Гейнсборо всегда вызывают у него слезы. Сам Гейнсборо настолько любил ландшафт «старой Англии», что пытался даже портреты писать на фоне пейзажа, который приобретал у него самостоятельное значение и отнюдь не носил условного характера, как у его предшественников-классицистов.