Из современных последователей Стеббса наибольшего внимания заслуживают известный английский медиевист мисс Элен Кэм — в настоящее время председатель комиссии по истории представительных учреждений при Международном комитете историков — и уже упоминавшийся профессор университета в Торонто Б. Уилкинсон. Их объединяет не только общность концепции, но и то, что они, в отличие от многих других «корпоратистов», не уклоняется от более или менее широких обобщений.
Э. Кэм, стоя в целом на традиционных позициях вигской школы, вносит в них некоторые коррективы, учитывая результаты новых своих и чужих исследований. Во-первых, она, видимо, под влиянием «критического» направления значительно сильнее, чем вигские историки, акцентирует организующую прогрессивную роль королевской власти, особенно политики Эдуарда I, и в частности в развитии парламента. Во-вторых, в процессе формирования этого учреждения Кэм особенно важное место отводит общинным корпорациям различного типа, начиная от сельских и городских общин и кончая более широкими корпорациями — общинами графств — и более узкими — цехами, гильдиями и т.д. Вся жизнь средневековой Англии, независимо от политики королей и политических смут XII—XIII вв., по ее мнению, была проникнута этими общинными распорядками, которые составляли глубокую основу всего органического развития английского общества. В этих общинах происходило постепенное политическое воспитание «нации», подготовившее переход от господства феодальных договорных отношений к господству «отношений, связывающих людей общей профессией или общими интересами». Заслугой королевской власти в конце XIII в. было то, что она поняла значение общинных организаций для Англии. Эдуард I сделал руководящим принципом своего правления концепцию государства, как общины. Эти новые отношения, по мнению Кэм, и послужили основой представительного парламента и прежде всего палаты общин. Таким образом, Кэм по существу также связывает возникновение этого учреждения с новыми, уже нефеодальными отношениями, хотя начало его возводит к принципу феодального договора. Интересно, что «корпоратистские» тенденции этой концепции по существу не имеют ничего общего с подлинным социальным анализом причин происхождения и природы парламента.
Рассматривая всякую «общинную организацию» как территориальное или профессиональное единство, Кэм не уделяет достаточного внимания анализу социальной структуры этих общин, всего английского феодального общества в целом и самого парламента. Политическое развитие Англии XII—XIV вв. рассматривается ею в конечном итоге также как результат развития отвлеченных политических принципов.
Б. Уилкинсон в своих многочисленных работах по конституционной истории Англии, опубликованных за последние 20 лет, выступает как откровенный последователь Стеббса, хотя кое в чем корректирует старую концепцию и порой облекает ее основные положения в новые термины.
Главным достижением политического развития Англии в XIII—XIV вв. Уилкинсон считает образование предпосылок для создания «ограниченной монархии», которая окончательно сложилась только к 1399 г. Сущность этой новой политической системы заключалась, по его мнению, в создании «нового сотрудничества между королем и его подданными» или «соучастия» (partnership) короля и его подданных в управлении страной. Такая политическая система опиралась на древние политические традиции Англии, согласно которым «управление страной рассматривалось, как акт сотрудничества (cooperation) между монархом и народом».
До начала XIII в. это сотрудничество только намечалось в виде взаимозависимости между центральным аппаратом и местным самоуправлением. Однако полное и последовательное осуществление этого сотрудничества в XIII в. потребовало трансформации всей политической системы; выражением этой трансформации и было появление нового учреждения — «парламента», который стал главным орудием гармонии между королем и народом. Исходя из такого понимания парламента, Уилкинсон решительно расходится в его оценке с историками «критического» направления, восстанавливая в правах взгляд Стеббса на парламент как на «политическое собрание», а не только судебно-административный орган короны и справедливо подчеркивая различие между парламентом и королевским советом, их разное происхождение, и борьбу, которая между ними происходила. Уилкинсон возрождает концепцию Стеббса и в том смысле, что он рассматривает создание парламента и «сотрудничество между королем и народом» как результат политической борьбы, даже как результат «политической революции» XIII— XIV вв. В основе этой «революции» лежала борьба за верховную власть (суверенитет) в стране между королем и его узким советом, с одной стороны, и баронами — с другой. Бароны, которых для этого периода Уилкинсон считает выразителями интересов «народа», претендовали на то, чтобы совет магнатов участвовал в решении всех дел, касающихся государства (negotia regni), тогда как в компетенции королевского совета они соглашались оставить лишь вопросы, касающиеся лично короля (negotia regis). Решительная схватка произошла во время «баронской войны» 1258—1267 гг., результатом которой явилась победа королевской власти. Последняя, однако, вынуждена была учесть уроки этой борьбы, признав «согласие» подданных обязательным для решения важнейших вопросов политики и тем самым став на путь «сотрудничества» с народом. Первым этапом этого сотрудничества было правление Эдуарда I, которого Уилкинсон в полном соответствии с буржуазной историографической тенденцией не устает восхвалять.