Резко критикуя вигские теории «демократического» происхождения парламента, в котором он видит создание «короля-автократа», стремившегося усилить свою власть, Хаскинс в то же время не устает восхвалять парламент как место, куда мог обратиться за помощью любой бедняк наряду с самым могущественным бароном.
Характерно также и то, что, отступая от «парламентистской» традиции, Хаскинс в отдельных местах пытается выйти за рамки чистой истории идей и. институтов, связывая возникновение парламента с феодализмом, а развитие представительной системы — с усилением экономического влияния горожан и рыцарства.
Впрочем, Хаскинс по существу не может отрешиться от «парламентистских» методов исследования. Дело в том, что под феодальной системой он понимает лишь вассальные договорные отношения с их принципом «совета и согласия». Он решительно протестует против классового определения феодализма как системы эксплуатации, крестьянства в пользу феодалов, называя это определение ошибочным. Для него феодализм — это «система бесчисленных, взаимно обеспеченных выгод и обязательств в отношениях между лордом и вассалом, с самого начала требовавшая взаимного согласия». Естественно, что при таком ошибочном и идеализированном понимании феодализма Хаскинс не может вскрыть действительную феодальную сущность средневекового парламента, сводя все его развитие к постепенному расширению принципа «согласия». По этой же причине он рассматривает окончательное оформление в Англии парламентарной монархии в конце XIV в. как отражение падения феодализма и как начало нового современного государства.
Не менее характерна для современного «критического» направления объемистая работа Поуика «Король Генрих III и господин Эдуард. Община королевства в XIII в. Ее автор так же, как и Хаскинс, пытается выйти за рамки чистого «парламентизма» и претендует, как он пишет в предисловии, на изучение «социальной истории» в связи с политической.
Однако ближайшее знакомство с книгой разочаровывает. В ней собран большой и свежий фактический материал источников по некоторым вопросам английской истории XIII в. Однако в ней очень мало собственно социальной истории в нашем понимании этого термина. Большинство ее глав посвящено истории королевской администрации, королевского совета, отношений королевской власти с папством, внешней политике Генриха III. Последние несколько глав посвящены так называемой баронской войне, но и здесь главное внимание уделяется описанию хода событий и лишь вскользь упоминается об участии различных социальных слоев в этой политической борьбе. Основная идея книги — восхваление организующей и централизующей роли королевской власти в лице Генриха III, особенно же будущего Эдуарда I. Поуик как будто бы поставил своей целью реабилитировать Генриха III от обвинений в ошибках его политики, обычных в историографии прошлого. Что же касается Эдуарда I, то эпилог книги представляет собой просто панегирик этому королю. Если оставить в стороне этот элемент восхваления личностей, то нельзя не признать, что Поуику отчасти удалось показать, как независимо от личных качеств Генриха III в течение его долгого царствования шло дальнейшее укрепление государственной централизации, и что нельзя рассматривать этот период как время ослабления центральной власти. В этом выводе Поуика есть доля истины. Но поскольку он не ставит вопроса о классовой природе королевской власти и о классовой и социальной борьбе, происходившей в это время в стране, то он дает лишь одностороннее, а потому неверное представление о развитии английского общества и государства в XIII в., сводя его к отвлеченному процессу централизации.
Даже в период господства «парламентистских» тенденций некоторые крупные историки в Англии и США сохраняли верность основным положениям концепции Стеббса, хотя и старались дополнить ее некоторыми результатами новейших исследований. Этой позиции придерживались такие крупные историки, как Адаме, Тоут, отчасти Джолиф.
С середины же 30-х гг. в английской и американской историографии все больше распространяется тенденция к реабилитации Стеббса, которая особенно усилилась в послевоенные годы. За последнее время появился ряд статей, открыто защищающих концепцию Стеббса. Как видно из высказываний некоторых историков, одной из причин появления этого течения в современной историографии является разочарование в методах исследования «критического» направления, представители которого, особенно в последние 20—30 лет, обнаружили неспособность к созданию всеобъемлющей стройной концепции конституционной истории Англии, равноценной концепции Стеббса, на которую они так долго нападали.
Уилкинсон, профессор университета в Торонто, автор ряда работ по конституционной истории Англии, сравнивая историков вигской школы с современными историками, пишет: «Мы гораздо беднее потому, что мы утратили широту подхода викторианских историков, тогда как нельзя с уверенностью сказать, что мы соответственно выиграли в точности наших знаний». И далее, указывая на то, что большинство современных историков английской конституционной истории «искали убежища в частных строго ограниченных исследованиях, питая иллюзию, что в них, по крайней мере, можно достичь известной точности», Уилкинсон уныло констатирует: «Воздерживаясь от обобщений, мы отнюдь не избавились от ошибочных мнений и предположений, мы только облегчили себе возможность замалчивать их».
Современных защитников Стеббса привлекает к нему не только обобщающий характер его концепции, недоступный для его критиков, но и лежащая в основе этой концепции политическая идея. Тот же Уилкинсон в цитированной выше статье пишет, что главные достоинства концепции Стеббса, с его точки зрения, заключаются в том, что Стеббс признавал важное значение в политической жизни Англии XIII—XIV вв. «идей и идеалов», и в том, что он рассматривал конституционную историю Англии под углом зрения непрерывного развития «политической свободы». Другой известный английский историк, Эдварде, в специальной статье, посвященной оценке научного наследия Стеббса, не только восхваляет всеобъемлющий, с его точки зрения, характер стеббсовской концепции, но и пытается защитить все ее основные положения, в свое время подвергавшиеся нападкам со стороны историков «критического» направления. С поисками древних исторических традиций «политической свободы», то есть, иначе говоря, современной буржуазной демократии, связано, очевидно, и общее значительное оживление интереса к истории средневековых представительных учреждений в новейшей буржуазной историографии, что имеет определенное политическое значение.