Однако, исходя из этой в общем правильной посылки, М. М. Ковалевский, оставаясь на почве идеалистической позитивистской методологии, в своем конкретном анализе подменил вопрос о распределении земельной собственности между сословиями вопросом о распределении формального титула собственности, который в Англии уже в XIII в. часто являлся фикцией в силу интенсивного процесса субинфеодализации. Он ошибочно полагал, что действительными собственниками земли в средневековой Англии были только король и его непосредственные держатели — представители феодальной аристократии. Всех же остальных владельцев и держателей земли— рыцарей, горожан, фригольдеров и вилланов — он в равной степени считал лишь держателями от короля и магнатов. Экономическая поземельная связь последних с держателями всех рангов, по мнению М. М. Ковалевского, побуждала баронов в борьбе с королем, а затем и в парламенте защищать не только свои интересы, но также интересы рыцарства, горожан, фригольдеров, а порой даже вилланов. Он считал возможным говорить, например, о «солидарности интересов помещиков и поселенных на их землях свободных и крепостных крестьян». Так, хотя и несколько иным путем, М. М. Ковалевский пришел к традиционной либеральной точке зрения, согласно которой бароны вели борьбу с королем в интересах всех слоев населения, а возникший в этой борьбе парламент, несмотря на его аристократический состав, также защищал интересы всего народа.
Попытку выйти за пределы традиционной либеральной концепции в вопросе об английской сословной монархии сделал другой русский историк, Н. И. Кареев, в своем популярном очерке «Поместье-государство и сословная монархия средних веков» (1909). Не занимаясь специально исследованием этой проблемы, Кареев обобщил в этом очерке новейшие выводы буржуазной историографии своего времени и сделал из них некоторые интересные заключения. В частности, он — один из немногих буржуазных историков — дал в общем правильную оценку социальной природы английского парламента и сословно-представительных собраний вообще, а также и сословной монархии в целом: «На сословную монархию, какие бы формы она ни принимала, — пишет он, — мы имеем право Смотреть, как на своеобразную организацию политического господства владельческих классов». В частности, Кареев, как и Ковалевский, подчеркивал, что все учреждения сословной монархии защищали в основном интересы помещиков и были неблагоприятны интересам народных масс. Он не делал в этом отношении исключений и для сословных собраний, указывая, что народные массы не были в них представлены. В частности, Кареев подчеркивал, что и английская палата общин в средние века ни в коем случае не может считаться народным представительством.
Однако эти правильные положения носят в очерке Кареева чисто декларативный характер и, кроме того, переплетаются с другими утверждениями, которые воспроизводят традиционные либеральные представления. Так, Кареев повторяет утверждение вигских историков о том, что английский парламент XX в. есть продукт непрерывного развития средневековых отношений; говорит о «народном» характере местных учреждений средневековой Англии, на которых базировалась палата общин, то есть постоянно отступает от классовой характеристики сословной монархии, данной им же самим.